Жан Ришпен

Всему положен срок: осенняя пора
Погубит и любовь, как летнюю природу —
И жизни легкая, шутливая игра
Лукаво нас ведет к печальному исходу.

Блистая пурпуром, в повязке золотой,
И осень хороша, как зрелая матрона,
Но кислый аромат несет она с собой,
Подобный запаху увядшего паслена.

Над скорбною землей, сурова и грозна,
Угрюмым призраком проносится она,
Лишая жизни птиц и листья обрывая.

Я жду коварную... Уж вот она идет;
Она не пощадит, к молениям глухая, —
И лес мой обнажит, и птиц моих убьет!

Куда бежать? В какой дали
Укрыться мне от злого горя?
Оно пространнее земли
И глубже моря!

Где стану жить? В какой тиши
На мир светлее глянут очи?
Угрюмый мрак моей души
Чернее ночи.

Зачем, зачем ничья рука
Не поразит меня? Поверьте,
Моя безумная тоска
Страшнее смерти!

Как часто в голове усталой и больной
Внезапно промелькнет, как луч, передо мной
Когда-то слышанное слово, —
Одно из тех пустых, но милых сердцу слов,
В котором будто шлют мне сотни голосов
Приветы счастия былого.

Я вижу старый год, далекий день и час,
И долго плачу я, не раскрывая глаз,
И вот — в одном из слов небрежных
Вся юность прошлая мне снится и звучит,
Как целый океан отзывчиво шумит
В любой из раковин прибрежных...

О, я безумный! Я мечтал,
Что наше счастье было — наше,
И что никто не испытал
Любви блаженнее и краше.

Напрасно свет наука льет:
Слепая гордость нам внушает,
Что наша воля то возьмет,
Чего никто не достигает.

Твердят ли деды: "брось искать...
Поверь нам, жизнию потертым" —
Ты все ж надеешься сорвать
Трилистник с листиком четвертым.

На том построена земля:
Мечтает струйка в океане,
Что небо светит для нея.
И я дремал в таком обмане. —

Я уповал, что смерти нет
Для нашей юности блаженной,
Что можно тешиться сто лет
Все той же розой неизменной.

Я кладом счел пустой медяк:
Так вмиг монетою червонной
Приманит девочку пошляк —
И роскошь снится обольщенной!..

Я находил, что у других
Любовь — мерцающий огарок,
Что блеск ее — в руках моих
Никем невиданный подарок.

Я думал вечность отыскать
В восторгах сладкого мгновенья
И птицу чудную достать,
Что будет петь без утомленья.

Я думал в гнездышке своем,
Его крылом надежды грея,
Бессмертье высидеть тайком,
Вдали от Времени-злодея.

Я верил... Боже! мне смешно,
Во что я веровал душою:
Помои счел я за вино
И круглый сыр считал луною.

Увы! Та вера унеслась...
Я знаю: все мы, как былинки,
Летим, за вихрями кружась,
Вдали от избранной тропинки.

Не так живем мы, как хотим,
А как природа нам укажет;
Что мы рукою начертим, —
Рука случайности замажет.

И я убит, и я терплю,
Но все ж безумно и мятежно
Свою надежду я люблю,
Хоть с ней расстанусь неизбежно.

Моя непризнанная мать,
Меня Действительность казнила,
Она взялась меня поймать
И в облаках меня схватила.

Так присужден я, как злодей,
За дерзость мысли к сокрушенью:
Ведь стрелам гордости своей
Поставил звезды я мишенью!

Зима прокашляла последнюю простуду
И грустный след ее сметается повсюду.
Надолго сгладились узоры на стекле,
Снега растаяли в нахлынувшем тепле,
И светлая весна сошла на землю Божью.
Томятся девушки неведомою дрожью,
Незримый поцелуй, как легкая мечта,
Порхает и глядит на грешные уста;
Цветет зеленый луг, и негой благодатной
Прониклись небеса и воздух ароматный...

А грубый сеятель идет к своим полям,
Не внемля хору птиц и нежным ветеркам.
Покинув душный мрак избы своей угарной,
Он возвращается к сохе неблагодарной.
Пускай блестит лазурь, кружатся мотыльки
И шепчется волна воскреснувшей реки, —
Тот рай не для него... В поту, склоняясь к плугу,
Мужик плодотворит ревнивую подругу,
Ту землю серую, с которой навсегда
Он скован узами сурового труда.
Не чует он речей влюбленного зефира,
Не делит праздника восторженного мира,
Не слышит под горой напева теплых струй...
— Куда ж ты спустишься, крылатый поцелуй?

Небо мутно и сурово.
Иглы вихря ледяного
Буря мчит,
И ребенок на панели
Под ударами метели
Весь дрожит.

Грудь сиротки бесприютной,
Душит кашель поминутный,
Кашель злой;
Тайна мук ее понятна:
На лице краснеют пятна
У больной...

Ноги худенькие жалки,
Губы темны, как фиалки,
Взор погас;
Поцелуи лихорадки
Провели на коже складки
Возле глаз.

Кашляй! кашляй! Мы внимаем,
Кашель твой несется лаем
В тьме ночной;
Он грохочет непрерывно,
Замирая заунывно,
Будто вой.

Кашляй! Кашляй! Звук жестокий,
Безответный, одинокий
Сердце рвет;
Но зато он всем болящим,
Всем на небо отходящим
Зорю бьет.

Кашляй! Что же? Ты смолкаешь
И насилу испускаешь
Слабый стон?
Так звучит на океане
Затерявшийся в тумане
Дальний звон...

Ты головку наклонила...
Видно, близко подступила
Смерти тень:
Так склоняет под ветрами
Факел трепетное пламя
В бурный день.

Скоро ты, забыв печали,
Выйдешь замуж... без вуали
И без роз:
Ждет тебя седой сожитель,
Всех чахоточных губитель,
Царь-мороз.