poets_by

Ты хочешь меду, сын?- Так жала не страшись; Венца победы?- Смело к бою! Ты перлов жаждешь?- Так спустись На дно, где крокодил зияет под водою. Не бойся! Бог решит. Лишь смелым он отец. Лишь смелым - перлы, мед, иль гибель... иль венец.

Аминь, рассыпьтесь, горести и грусть! Гляжу на женщин, кланяюсь знакомым, От ветра щурюсь, в облака смотрюсь И верю непридуманным законам.

Земля встает в извечной новизне, На черных ветках лопаются почки, Являя людям, птицам и весне Прославленные клейкие листочки.

А на бульваре — легковейный дым, Адамы те же и все те же Евы. Со всех сторон к избранникам своим Спешат навстречу ласковые девы.

Тверда земля и тверд небесный кров, Прозрачно небо и прозрачны души, Но не уйти от неких странных слов, Вгнездились в память, натрудили уши.

Нейтрон, протон, нейтрино, позитрон... С усмешкой вспомнишь неделимый атом!— Не зная верха, низа и сторон, Метут метелью в веществе разъятом.

Доверясь новонайденным словам, Дробясь на бесконечные частицы, Мой глупый мир вовсю трещит по швам И цельность сохранить уже не тщится.

С былых понятий сорвана узда, И кажется, все в мире стало дробно, А надо мной вечерняя звезда Сияет целомудренно и скромно.

К звезде опять стремятся сотни глаз, И что им позитроны и нейтрино, Раз на Тверском бульваре в этот час Все неделимо, цельно и едино.

Так пусть все встанет на свои места, Как прежде, воздух станет просто — воздух, Простой листвой останется листва, Простое небо будет просто в звездах.

Я жизнь свою в деревне встретил, Среди ее простых людей. Но больше всех на белом свете Любил мальчишкой лошадей.

Все дело в том, что в мире голом Слепых страстей, обидных слез Я не за мамкиным подолом, А без семьи на свете рос.

Я не погиб в людской остуде, Что зимней лютости лютей. Меня в тепле согрели люди, Добрей крестьянских лошадей.

Я им до гроба благодарен Всей жизнью на своем пути. Я рос. Настало время, парень, Солдатом в армию идти.

Как на коне рожденный вроде, Крещен присягой боевой, Я начал службу в конном взводе Связным в разведке полковой.

И конь - огонь! Стоит - ни с места. Или галопом - без удил. Я Дульцинею, как невесту, В полку на выводку водил.

Я отдавал ей хлеб и сахар, Я был ей верного верней. Сам командир стоял и ахал И удивлялся перед ней.

Но трубы подняли тревогу, Полночный обрывая сон. На север, в дальнюю дорогу, Ушел армейский эшелон.

А там, в сугробах цепенея, Мороз скрипел, как паровоз. И - что поделать!- Дульцинея Ожеребилась в тот мороз.

Заржала скорбно, тонко-тонко Под грохот пушек и мортир. И мне:- Не мучай жеребенка...- Сказал, не глядя, командир.

Я жеребенка свел за пойму Через бревенчатый настил И прямо целую обойму, Как в свою душу, запустил.

Стучали зубы костью о кость. Была в испарине спина. Был первый бой. Была жестокость. Тупая ночь души. Война.

Но в четкой памяти запались: Мороз, заснеженный лесок И жеребенок, что за палец Тянул меня, как за сосок.

Рыжичков, волвяночек, Белыих беляночек Наберу скорёшенько Я, млада-младёшенька, Что для свекра-батюшки, Для свекрови-матушки: Перестали б скряжничать - Сели бы пображничать.

А тебе, постылому, Старому да хилому, Суну я в окошечко Полное лукошечко Мухомора старого, Старого, поджарого... Старый ест - не справится: Мухомором давится...

А тебе, треклятому, Белу-кудреватому, Высмотрю я травушку, Травушку-муравушку, На постелю браную, Свахой-ночкой стланную, С пологом-дубровушкой Да со мной ли, вдовушкой.

Посмотри: у пруда, где в прохладную тень Зной струится сквозь ветки дрожащие ив,— Реют мошки; родил их сверкающий день, И умрут они к ночи, мгновенье прожив.

И родятся другие в ликующем дне... Так в душе у меня сонм докучных забот Расцветет, — уплывет на житейской волне, И родится опять, и опять уплывет...