Шауль Черниховский

"Откуда ты, странник?"
С Востока. Я был в Ханаане, там горы
Все плачут, и слезы алмазным потоком
Бегут в Иордана холодное лоно.
Я громко воззвал... Оглашая просторы,
Шакал мне ответил на кряже высоком,
Звучавшем напевами дщери Сиона.
"А наши твердыни?"
Их мощные стены – лишь груда развалин,
Обломки камней на родимых могилах;
Средь них не гнездятся напевы преданий,
Их дух омрачен и безмерно печален,
И сохнут под солнцем на нивах унылых
Кровавые реки, пролитые в брани.
"А память зелотов?"
Спроси у орлов, им глаза расклевавших,
У псов, что их кости глодали с рычаньем,
У ветра, разнесшего прах по пустыне.
У мудрых не спрашивай! Что им до павших?
Их книги обходят героев молчаньем,
В их сердце нет места борцам за святыни.
"Так что же осталось?"
Пещеры в горах для отважных и сильных,
Расселины скал для взыскующих мести,
Поля, где немало прольется народом
И пота, и крови потоков обильных,
Когда на родном и утраченном месте
Он вновь заживет под родным небосводом.

Смотри, земля, как расточительны мы были!
В твое мы лоно – тайник благословенный – семена зарыли...
То не жемчужинки гречихи, не зерна полновесные пшеницы,
Не семя легкое овса, не золотого ячменя крупицы.
Смотри, земля, как расточительны мы были:
Цвет гордый, свежий, лучезарный мы зарыли.
Их поцелуем первым солнце целовало,
Душистой прелестью полны, так скромно венчики скрывались.
Едва лишь до полудня, едва узнав недоуменной боли час,
Еще роса на лепестках, и свет во снах, – они ушли от нас.
Бери, земля! Сынов мы наших лучших отдаем тебе -
Цвет юности, сердцами и делами чисты все.
Их день почти еще не начался. Надежды ждали их.
И лучше этих нет у нас. А ты? Видала ль где таких?
Укрой ты бережно их всех. И семя прорастет.
Сам-сто родится хлеб величия и силы, святыня родины взойдет.
Благословенна жертва. Смертной мукой они нам жизнь купили...
Смотри, земля, как расточительны мы были!

Вот оно! Восходит солнце! По долинам, по низам
Все еще туман клубится, прицепившийся к кустам.
Вот, качаясь, в высь взлетает. С озера, сползает тень...
С непокрытой головою, брат, бежим – и встретим день!
По холмам и по долинам, потаенною тропой,
Там, где в даль межа змеится, увлажненная росой!
Где цветами роз и лилий тесный мой усеян, путь, –
С вольной песней, словно дети, мчимся, счастьем нежа грудь!
В лес, к ручью! В хрустальной бездне ясный день заблещет нам!
Рассечем поток студенный, станем бегать по пескам.
В лес! У леса – тайны, шумы, сумрак, шорохи теней,
Звуки темные, глухие, дебри спутанных корней.
Там от века дремлют камни; там покой и тишина,
Смутный шорох листопада, злых оврагов глубина;
Там на дне долины вьется с легким шелестом ручей;
Запоздалого побега там не видит взор ничей;
Там нора косого зайца, гнезда ос в пустых дуплах;
Копошится крот на солнце, ястреб реет в небесах;
Вот – расщепленные буки, на стволах грибы сидят...
В буке белочки жилище, а в кустах таится клад.
Робко мышь глядит из норки... Груды хвои, муравьи...
Брошена прозрачным свитком кожа старая змеи.
Утром ястреб заунывно прокричит в пустую даль,
Ночью захохочет филин, пробуждающий печаль...
Запах листьев прошлогодних, сосен пряный аромат...
Там, в траве, семьею тесной подосинники сидят.
Боровик, валуй, масленок и пурпурный мухомор!
Здравствуйте, живите, будьте! Всех равно ласкает взор.
Жизнью тихой, жизнью мирной суждено вам здесь прожить,
И болеть, и в чарах леса волхвовать и ворожить...
Молча внемлю звукам леса я, Адама сын немой:
Чуждый миру их, иду я одинокою тропой.
О, когда б цветов и злаков речь могла мне быть слышна,
И вела б со мной беседу благовонная сосна!
Верно, есть, кто понимает говор листьев, шопот вод,
С недозрелой земляникой речи грустные ведет;
Кто целует, сострадая, расщепленный ствол сосны,
Кто поймет качанье дуба, шопот ветра, плеск волны;
Верно, есть, с кем чарой ночи рад делиться скромный гриб,
Кто играет с водолюбом, что к пузырикам прилип.
Кто с улыбкой умиленья смотрит на гнездо дроздов,
Глупой ящерице кличет: "Тише, берегись врагов!"
Есть же кто-нибудь, кто в скорби на себе одежды рвет,
Слыша, как топор по лесу с тяжким топотом идет!
Есть же холм уединенный духов и лесных дриад,
Где волшебным, властным словом чародеи ворожат.
Верно, есть в глубокой чаще, весь в морщинах, царь лесной, -
Словно дуба векового ствол, расколотый грозой;
На его густые кудри солнце льет лучи, чтоб жечь
Этот мох зелено-серый, ниспадающий до плеч;
Борода его – по пояс, мрачен взор из-под бровей,
Словно сумрака лесного темный взгляд из-за ветвей...
Верно, есть меж тонких сосен легкий замок тишины,
Сладкий всем, кого томили жизни тягостные сны...
Верно, есть лесные девы, быстрые, как блеск меча,
Смутные, как сумрак леса, легкие, как свет луча.
Стан их гибок и прозрачен: удивленно грустный взгляд –
Словно мотылек весенний, словно ручеек меж гряд.
В длинных косах, на одеждах – водяных цветов убор,
Их воздушным хороводам заплетен угрюмый бор
В те часы, когда над прудом виснет голубой туман,
А луна, бледна, ущербна, льет на землю свей дурман.

Ночь темна, и темной тайны
Не прорежет луч случайный.
Мир руин... ворот остатки...
Лес – бессонный мир загадки...
Крыльев взмах... Стезей незримой
Пролетают птицы мимо.
Беспокойно кличут птицы:
Чуют ночь иль час денницы?..
Тени тонут, тени тают,
Тени-филины мелькают,
Тени бледные над жнитвой
Перед утренней молитвой...

Я на гору взошел. На изумрудных скатах
Белеет вековой нетающий покров;
Не вижу ль я венец Зиждителя миров,
Сверкающий в руках у ангелов крылатых?
И мнится: близок он, коснусь краев зубчатых...
Вдруг слышу голоса смущенных пастухов
(Так близки мне они, так четки звуки слов):
"Глядите, – это весть о громовых раскатах!"
И думается мне: как много, много лет
К нам близок был наш сон, венчанный солнцем, ясный.
Венец его потух, – а бури нет, и нет.
О, Боже! Прогреми над грудой тел безгласной
И молнию Твою в бессильный наш хребет
Метни, животворя, метни десницей властной!
2.
Туда, где голос-чародей
Тебя зовет: приди, владей!
Где высь лобзают гребни гор,
Где беспределен кругозор,
Где у денницы ярче взор,
Где тьмой повит безмолвный бор!
И выше! Там еще вольней,
Там храм весь в пламени огней.
Да не страшит тебя закат,
Не леденит извечный хлад!
Во имя Господа иди
И место дивное найди,
Где сердце, дрогнет, как струна,
Где смерть величия полна...

Месяц не виден, но всюду
Трепетный, призрачный блеск,
Струйки готовятся к чуду,
Вспыхнул в них огненный плеск.
Шепчет камыш говорливый:
"Близится радостный миг!"
Дрогнули сонные ивы,
Дрогнул и замер тростник.
Жук покружился над лугом,
Вот прожужжал и затих.
Тени столпились с испугом,
Ждут, чтоб рассеяться вмиг.
Брошен таинственный жребий:
Веришь иль нет, – но меж верб
Скоро появится в небе
Ясный колдующий серп.

Пали тени, птички смолкли,
Спи, дитя родное,
Не страшись ночного мрака,
Я ведь здесь с тобою.
На рассвете защебечут
Пташки звонче, краше.
Глянет утро – и с востока
Встанет солнце наше.
Ты – еврей! Печаль и горе,
Жизнь и счастье в этом.
Отпрыск древнего народа,
Гордого пред светом.
Ты – ребенок. Станешь старше -
Ясно сердцу станет,
Что творил он, что создаст он
В час, как солнце встанет.
Станешь мужем – жизнь придушит
Злобною рукою,
А пока – усни спокойно,
Я всегда с тобою.
День угас. Усни, мой птенчик,
Ночь глядит в оконце.
Не страшися теней мрака,
Встанет наше солнце.
Будешь ты скитальцем в мире,
Только об отчизне,
О святом Сионе помни
До заката жизни.
Если светлый день Спасенья
Даже медлить станет, –
Не теряй, мой сын, надежды -
Снова солнце встанет.
По долине Иордана
Бродят бедуины.
Ты же будешь первым стражем
Нашей Палестины.
И когда взовьются стяги,
Сын мой не обманет.
Он пойдет с мечом меж храбрых,
Наше солнце встанет.

Когда ночной порой рука скользит над лютней,
И рвется от тоски певучая струна,
И нежной флейты вздох печальней, бесприютней,
И песня Господа томления полна;
Когда лазурный флер колышется над нивой,
И месяц золотой блуждает в небесах,
И караваны туч ползут грядой ленивой,
И сны туманные колдуют при лучах;
Когда могучий вихрь проносится циклоном
И с корнем кедры рвет, вздымая пыль столбом,
И ливни в прах дробят гранит по горным склонам,
И реют молнии, и вкруг грохочет гром; -
Тогда живу с тобой, о, Божий мир безбрежный,
Свободы и борьбы всем сердцем жажду я,
Со стоном всех миров летит мой стон мятежный,
И с кровью всех борцов строится кровь моя...

Весной нашей жизни, весною, в природе,
Под кущей забытых аллей,.
В ночь, полную тайны, тебя целовал я,
К груди прижимая своей...
Вокруг все замолкло, природа застыла,
Когда я тебя обнимал;
Как сердце в груди твоей, билось, я слышал,
Как гимн в нем весенний звучал...
С лесным ароматом и пеньем дрожали
В нем звуки весны молодой...
Весной нашей жизни, весною в природе
Под темной, застывшей листвой...

Сонет

Не миги сна в тебе, не миги в грезах сладких,
Природа, вижу я движенье, вечный бой! –
На снежных высях гор, в глубоких копях, в шатких
Песках пустынь, меж туч, несущихся гурьбой!
Когда душа скорбит, ум мучится в загадках,
И гибнет цвет надежд, как лилии зимой, –
На берег я иду, где волны в буйных схватках
Ревут и где, могуч, стоит утес седой.
И там мне стыдно волн, что, со скалами споря,
Разбиты в пыль, встают и рушат вновь обвал,
Над гребнем – гребень пен, над павшим валом – вал!
И там мне стыдно скал, что, встав над бездной моря,
Снося удары волн, летящих тяжело,
Не внемлют гулу вкруг и взносят в высь чело.

Луной очаровано, море
Колышется, словно во сне
И шепчется ветер с листвою
В безмолвной ночной тишине.
"Приди ко мне, юноша, в горы,
В жилище мое среди скал, –
Таинственно шепчут чинары,
И месяц над рощею встал.
Ко мне!.. Ночь застыла и дремлет,
Пернатый умолкнул певец...
Приди! Мой отец в котловине
Пасет свое стадо овец,
Весной своей жизни свежа я,
Прекрасна, смугла и гибка,
Волной грудь встает молодая
И зубы белей молока...
То вспыхнут, то гаснут зарницы
Бездонных загадочных глаз...
Я пламя, я страсть огневая!..
Приди! День давно уж угас!.."

Смейся, смейся, что доныне
Я, мечтая и любя,
Свято верю в человека,
Верю в счастье и в тебя, –
Что я верю: сердце друга
Я найду и скорбь свою,
Все стремленья и надежды
В это сердце перелью...
Да, тельцу я золотому
Не пожертвовал душой,
Веря в душу человека
Верой мощной и живой:
Он отвергнет предрассудки,
Он низвергнет гнет оков, –
И тогда не будет сирых,
Ни голодных, ни рабов...
Верю: будет день в грядущем -
Пусть тот день еще далек, –
Он придет: вражду народов
Смоет братских чувств поток...
И тогда свободный, мощный
Зацветет и мой народ,
Он расторгнет цепи рабства,
Полной жизнью заживет, –
Заживет не в грезах только,
Не в одних лишь небесах...
Песню новую о жизни
На земле, о лучших днях,
К красоте и правде чуткий,
Запоет тогда певец...
Из цветов моей могилы
Для него сплетут венец.