Толстая басня: Хлеб Толстой

Легенды ходят пешими о том, Что хлебосольный граф был самых пролетарских Кровей вина, которого потом В Берлине не было, но он пивал в Кремле Своей усадьбы с барского плеча. –

«Дареному коню не смотрят в зубы!» – В Берлин писал он, явно сгоряча, Хотя потом остыли пересуды, По-русски «Хлеб», но реже по-татарски Гостил у балерин, по-бунински худых, на корабле Без компаса болотца Селигер.

«На кой, – говаривал он, – ляд Блядей берлинских Родины Советов Писателю разглядывать в бинокль!» – Когда монокль Ему служил достаточной одеждой: (По скромности, он ленинских заветов Придерживался). Выходя к гостям: Он нес ПОДНОС!

(С надеждой, Что опишу достойно натюрморт, Я приступаю к делу): по остям Стерляжьим на подносе, но лукаво Белели луковки вдоль поросячьих морд, Петрушку корча в пику сельдерею, Укропа домогавшемуся зря, Коли известно из календаря Четвертой пятилетки, что агава – Зеленая, но в пищу не идет, И только идиот Салат мешает обложить редиской, Подернутой истомою. Дурею И припадаю ниц От вида репы, крапа и яиц, Дополненных единственной морковкой По зелени, покуда входит в раж Гурман, и антураж Ему необходим, чтоб гости гоготали Над сервировкой Его худых толстовских гениталий – Во-о-о, батенька, кураж!

Мораль проста: до славы и хвалеб Не худо зарабатывать на хлеб.