Бабья деревня

Генрих Сапгир

Белесоглазый, белобровый, косноязычный идиот. Свиней в овраге он пасет. Белесоглазый, белобровый, кричит овцой, мычит коровой. Один мужик в деревне. Вот — белесоглазый, белобровый, косноязычный идиот.

Веревкой черной подпоясан, на голом теле — пиджачок. Зимой и летом кое в чем, веревкой черной подпоясан. Он много ест. Он любит мясо. По избам ходит дурачок, веревкой черной подпоясан, на голом теле — пиджачок.

Вдова — хозяйка пожилая — облюбовала пастуха. Собой черна, ряба, суха вдова — хозяйка пожилая. Но сладок грех. Греха желая, зазвала в избу дурака. Пылая, баба пожилая борщем кормила пастуха.

Урчал. Бессмысленно моргая, таращил мутные глаза. Так чавкал, что хрустело за ушами — и глядел моргая. Как сахар, кости разгрызал. Пил молоко, как пес, лакая. Насытился. Сидит, рыгая. Как щели, мутные глаза.

Как быть, что делать бабе вдовой? Он — как младенец. Спит пастух. Тряпье. Капусты кислый дух... Как быть, что делать бабе вдовой? Она глядит: мужик здоровый, литая грудь, на скулах пух. Как быть? Что делать бабе вдовой? В ней кровь разбередил пастух.

Вдруг ощутила: душит что-то, Все учащенней сердца стук. Босая — к двери. Дверь — на крюк! К нему! Упало, брякнув, что-то и разбудило идиота. В его мычании — испуг. — Не бойся! — жарко шепчет кто-то. Все учащенней сердца стук...

Ночь. Ночь осенняя, глухая, все холоднее, все темней. На лампу дует из сеней. Ночь, ночь осенняя, глухая. В садах шуршит листва сухая. Черна деревня. Нет огней. Ночь! Ночь осенняя, глухая. Все холоднее, все темней.

Спят на полу и на полатях. Ворочаются на печи. Как печи, бабы горячи. И девкам душно на полатях. Там сестры обнимают братьев среди подушек и овчин. Возня и вздохи на полатях. Томленье, стоны на печи.

Парней забрали. Служат где-то. Мужья — на стройках в городах. В тайге иные — в лагерях. Иных война пожрала где-то. Зовут их бабы! Нет ответа. Деваться девкам не-ку-да! В солдатах парни, служат где-то, в столицах, в дальних городах.

Тоскуют бедра, груди, спины. Тоскуют вдовы тут и там. Тоскуют жены по мужьям. Тоскуют бедра, груди, спины. Тоскуют девки, что невинны. Тоскуют самки по самцам. Тоскуют бедра, груди, спины - тоскуют, воя, тут и там!

И лишь рябая — с идиотом. Лежат, обнявшись. Дышит мгла. Сопят. В любви рябая зла! Блудит рябая с идиотом. Лампадка светит из угла. Христос с иконы смотрит: кто там? А там — рябая с идиотом. Сопит и трудно дышит мгла.

Вот лопоухий, редкобровый, шерстистолобый идиот. Уснул, открыв слюнявый рот. Вот лопоухий, редкобровый урод. Но сильный и здоровый. Один мужик в деревне. Вот, вот — лопоухий, редкобровый и вислогубый идиот!

1958
Настрой верша:вясёлы