* * *

На краю разоренных могил ты стоишь, но тебя не узнали. Сумрак пятого дня Сатурналий укрывает тебя, Уриил,

от порывов восточного ветра, чьих объятий и выдохов чьих пожелав, обнажает Деметра топографию чресел своих,

на которых уже проступили очертанья небесных домов, — там в клубах выдыхаемой пыли расползаются швы черепов;

там ревет, ослепленный лучами равнодушных к молитве светил, легион, чьи кресты за плечами у тебя; обернись, Уриил.

Сквозь дымящийся кожный покров посмотри, как нелепо и трудно черепашья медлительность грунта поглощает Арея сынов.

Их тела цепенеют в строю, задержав напоследок дыханье, по теченью расплавленных тканей устремляются в Чашу твою,

погружаются в топкие тропы, светоносных лишаются сил средь распахнутой настежь утробы. Почему ты не пьешь, Уриил?

Почему в глубине отражений ты не видишь себя одного? Их глаза с каждым днем отрешенней. Им не нужно уже ничего:

ни Европы, смятеньем объятой, ни движенья двуполой воды, ни Венеры твоей бородатой, ни жемчужной ее слепоты, —

потому, что уже не придётся источать соматический пыл. Полночь близится, ветер смеётся на краю разорённых могил.