* * *

Осыпается сложного леса пустая прозрачная схема, шелестит по краям и приходит в негодность листва. Вдоль дороги пустой провисает неслышная лемма телеграфных прямых, от которых болит голова.

Разрушается воздух, нарушаются длинные связи между контуром и неудавшимся смыслом цветка, и сама под себя наугад заползает река, а потом шелестит, и они совпадают по фазе.

Электрический ветер завязан пустыми узлами, и на красной земле, если срезать поверхностный слой, корабельные сосны привинчены снизу болтами с покосившейся шляпкой и забившейся глиной резьбой.

И как только в окне два ряда отштампованных елок пролетят, я увижу: у речки на правом боку в непролазной грязи шевелится рабочий поселок и кирпичный заводик с малюсенькой дыркой в боку...

Что с того, что я не был здесь целых одиннадцать лет? За дорогой осенний лесок так же чист и подробен. В нем осталась дыра на том месте, где Колька Жадобин у ночного костра мне отлил из свинца пистолет.

Там жена моя вяжет на длинном и скучном диване, там невеста моя на пустом табурете сидит. Там бредет моя мать то по грудь, то по пояс в тумане, и в окошко мой внук сквозь разрушенный воздух глядит.

Я там умер вчера, и до ужаса слышно мне было, как по твердой дороге рабочая лошадь прошла, и я слышал, как в ней, когда в гору она заходила, лошадиная сила вращалась, как бензопила.