* * *

Расстояние между тобой и мной — это и есть ты, и когда ты стоишь предо мной, рассуждая о том и о сем, я как будто составлен тобой из осколков твоей немоты, и ты смотришься в них и не видишь себя целиком.

Словно зеркало жаждой своей разрывает себя на куски (это жажда назначить себя в соглядатаи разных сторон) — так себя завершает в листве горемычное древо тоски, чтобы множеством всем предугадывать ветра наклон,

чтобы петь, изъясняться, молчать и выслушивать всех, самолетной инверсией плыть в плоскостях тишины — но блуждает в лесу неприкаянный горький орех, словно он замурован бессонницей в близость войны.

Где он, рай с шалашом, на каком догорает воре, я же слеп для тебя, хоть и слеплен твоею рукой: холостая вода замоталась чалмой на горе, и утробы пусты, как в безветрие парус какой.

Как частица твоя, я ревную тебя и ищу воскресенья в тебе, и боюсь — не сносить головы, вот я вижу, что ты поднимаешь, как ревность, пращу, паровозную перхоть сбивая с позорной листвы.

Словно ты повторяешь мой жест, обращенный к тебе, так в бессмертном полете безвестная птица крылом ловит большее сердце, своей подчиняясь судьбе, и становится небом, но не растворяется в нем.

Да, я связан с тобой расстояньем — и это закон, разрешающий ревность как правду и волю твою. Я бессмертен, пока я покорен, но не покорён, потому что люблю, потому что люблю, потому что люблю.