На смерть А.Я.

Нам бы дома, Ерема, с тобою сидеть, и точить бы свои веретена, и дожить бы грешно, и смешно помереть — на оставленной, стравленной, необретенной.

Где на цепке собачьей кимарит фонарь, сарацинскою ярью-медянкой початый, там паси меня, Пастырь, и посохом — вжарь! Се, узришь, как полезу к тебе за пощадой.

На своих четырех — с обалденной гульбы. Под фонарь сарацинский — мерцают узоры по меди. Дабы жилу надыбали вострые зубы судьбы, ты багровой обручкою — горло пометил.

Так паси меня, Пастырь, больнее мостырь, — облепили печенки Твой дрын двоерогий, — дабы злобные глазыньки я опустил на могильный настил у напрасной дороги.

Я за брата готов — на любовь и на стыд, на чужую жену, на дурную траву из Ливана. У незапертой двери валяюсь и плачу навзрыд — по оставленной, стравленной, обетованной.